Есть у меня одна знакомая парочка, бабушка 85 лет и внучка, ей чуть за 30. Я обожаю присутствовать при их диалогах. Бабушка обязательно вспоминает годы СССР, как было хорошо, не то, что сейчас, а внучка ей дерзит: что может быть хорошего в очередях и родов без анестезии?
Внучка порывается купить бабушке что-то новое: от деликатесов и одежды до телефона, но бабушка отказывается. Ей ничего не надо. И так хорошо. И внучка отвечает: «Ну вот такие, как ты, и тормозят российскую экономику». Бабушка не обижается, заливисто смеется. Она застала послевоенный голод, бережлива до крайностей, но не таит в себе злобы и обиды на сложные времена.
Бабушка купила две сетки овощей и тащит на четвертый этаж, тяжело дыша, а внучка говорит ей «Ну вот, из-за таких, как ты, нам и повышают пенсионный возраст». И бабушка снова хохочет.
Я смотрю на них и размышляю. Молодость и старость. Необузданность и осторожность. Наивность и опыт. Ветки одного дерева, но такие разные. Иногда мне кажется, что они живут, как две разные планеты, но по счастливой случайности, годами избегают столкновения и взрыва.
Не всем везет сохранять оптимизм до самой старости и легко общаться с молодым поколением, понимать их шутки и радоваться их победам.
Многие пожилые люди черствеют, закрываются, становятся категоричными и признают только единственно верное мнение — свое. Становятся невероятно капризными, ранимыми, сентиментальными, хуже всего — обидчивыми и эгоистичными. Их мало что может порадовать, удивить. Они на все смотрят сквозь призму цинизма.
Почему так резко меняется характер?
Потому что зенит жизни остался позади и теперь нужно просто стоять в тени, никому не мешать, никого собой не обременять? Потому что те, кто от тебя зависел, выросли и больше не нуждаются ни в помощи, ни в советах? Те, кто тобой восхищался и жить без тебя не мог, теперь нашли себе другие интересы? Или сконцентрировались на себе?
Молодость восхищает. Старость нет. Разве что ты умеешь зарабатывать миллионы или получил Нобелевскую премию. Тогда люди готовы в рот тебе заглядывать. В остальных случаях — твой эксплуатационный срок подходит к концу и отношение к тебе соответствующее. Мысли об этом, этот расклад сил формирует новую линию поведения человека в обществе.
Мы не столько целостные личности сами по себе, сколько отражатели чужого отношения к нам. Чем больше нас любят и в нас нуждаются, тем выше наша самооценка. И наоборот.
И все же, годы меняют человека. Его ориентиры и ценности.
Ничего не хочется…
Мама моей подруги всю жизнь крутилась как белка в колесе. Хотела дать детям достойную жизнь. Денег ради благой цели заработала немало, может позволить себе все: по Италии весной гулять или зимой в теплом море плавать. Но никуда не едет. Сидит дома, смотрит российское телевидение, программу за программой. День за днем. Ничего нового в жизни. Застыла, как муха в янтаре.
Дочь переживала, может, с самочувствием что-то? Потом заподозрила ее в скупости, в жадности. Так бывает, когда ради детей последнюю рубашку снимешь, а себе — ничего. Она покупала маме билеты, тур путевки, красивую одежду и обувь. Но все это отказалось невостребованным, лежит с бирками, носить некуда. Мать сходила однажды в театр без удовольствия, попросила больше не устраивать ей сюрпризы.
«Я маму не узнаю. Где та активная женщина, которая любила компании? Собирала у себя друзей? Шутила, смеялась, танцевала? Ей ничего не хочется. Может, это и есть старость, усталость от жизни?»
Мудрое наблюдение Германа Гессе
У немецкого писателя Г.Гессе в книге «Степной волк» есть размышление на тему того, как кардинально может поменяться человек в старости. Какими ненужными и пустыми могут стать цели и занятия, которые еще недавно так увлекали его. Окружающих тревожат эти перемены в близких, но они вполне естественны.
Я долго не выдерживаю ни в театре, ни в кино, не способен читать газеты, редко читаю современные книги.
Я не понимаю, какой радости ищут люди на переполненных железных дорогах, в переполненных отелях, в кафе, оглашаемых душной, назойливой музыкой, в барах и варьете элегантных роскошных городов, на всемирных выставках, на праздничных гуляньях, на стадионах — всех этих радостей, которые могли бы ведь быть мне доступны и за которые тысячи других бьются, я не понимаю, не разделяю.
И в самом деле, если мир прав, если правы эта музыка в кафе, эти массовые развлечения, эти американизированные, довольные столь малым люди, значит, не прав я, значит, я — сумасшедший, значит, я и есть тот самый степной волк, кем я себя не раз называл, зверь, который забрел в чужой непонятный мир и не находит себе ни родины, ни пищи, ни воздуха.
Постарайтесь быть снисходительнее к пожилым людям, потому что однажды, с возрастом, и вы окажетесь для близких той самой незнакомой планетой, живущей по своим собственным, внутренним законам.
По материалам — Мадам Хельга